Версия для печати
Вернуться к списку

«Увеличится число мусорных статей». Биолог Александр Панчин — о научном пиратстве и пределах изоляции для ученых

Российских ученых перестают «впускать» на страницы ведущих зарубежных научных издательств. «Фонтанка» поговорила с популяризатором науки Александром Панчиным о том, к чему это может привести — помимо новой зари научного пиратства.

Пятнадцать крупнейших научных издательств объявили, что закроют для российских исследовательских организаций доступ к своим журналам. По подсчетам вице-президента РАН Алексея Хохлова, так для ученых из России заблокируют 97,5% всей научной продукции. В Минобрнауки же заверили, что «масштабных проблем» это не вызовет.

— Как повлияет на российскую науку отсутствие официального доступа к иностранным научным журналам?

— Хорошая новость заключается в том, что уже существуют сервисы, позволяющие получать бесплатный доступ к научным журналам. Есть сайты, на которых почти всё есть. Поскольку этим можно пользоваться — хоть это и не очень законно, но никого это особо не интересует — будут просто пользоваться этими сайтами. Понятно, что проблема не столько в этом. Проблема в том, что, действительно, из-за сложившейся ситуации российская наука оказывается в значительной изоляции от международной. Не бывает нормальной науки в стране, которая изолирована от мирового научного сообщества. Это в принципе невозможно сделать. Ученые в России все равно пользуются и должны пользоваться наработками западных коллег. Мы должны как получать независимую экспертизу, так и делиться своими знаниями.

Совместное заявление издательств, опубликованное 31 марта, подписали Elsevier, Springer Nature, IOP Publishers, Emerald Publishing и другие крупнейшие издательские дома. Elsevier, например, издает более 2 тысяч научных журналов и владеет реферативной базой данных Scopus. Владелец второй крупнейшей базы, Web of Science, компания Clarivate тоже объявила об уходе из России на фоне украинских событий.

— В чем тогда будет заключаться изоляция, если все равно, как вы говорите, найдутся пути, чтобы получать публикации?

— Во-первых, сильно будет затруднено сотрудничество: международные конференции, встречи ученых из разных стран, их коммуникации. Во-вторых, меньше будет у российских ученых доступа к оборудованию, которое необходимо для проведения высокотехнологичных исследований. В-третьих, сейчас в России были приняты меры по отмене необходимости публиковаться в международных журналах. Понятно, что топовые научные коллективы будут это делать и дальше, но из-за таких мер вероятно перераспределение финансирования не в пользу топовых научных коллективов. В России существует огромное количество мусорных журналов, в которых нет элементарного фильтра качества. Есть много таких направлений, по которым, к сожалению, будут проблемы.

— Видела у вас недавно публикацию о предложении стать соавтором научной статьи за репост. Можно ли сказать, что качество научных публикаций в целом сильно снизится, появится больше мусорных статей и такого вот инфоцыганства? Понятно, что я иронизирую отчасти, но все же?

— Тут нужно пояснить, как устроен вообще процесс обмена данными в науке. Ученые проводят исследование, потом это исследование, как правило, публикуется в каком-то профильном научном журнале — на английском языке в международной научной периодике. При этом такая работа рецензируется независимыми специалистами из той же области. Это является некоторым минимальным фильтром качества. Все равно иногда посредственные или даже антинаучные работы могут быть опубликованы, но существует фильтр, который позволяет независимым специалистам забраковывать низкокачественные статьи. Хорошие научные журналы следят за качеством публикаций и отзывают те, в которых обнаружены нарушения научно-исследовательского метода. Такие журналы, как правило, и входят в международные базы данных типа Web of Science или Scopus.

Были сообщения о том, что какие-то конкретные журналы перестают публиковать российских ученых, но это не глобальный тренд, а просто отдельные издания себя не очень правильно повели. Наука не знает национальных границ. Отказ от требований публиковаться в хороших журналах приведет к тому, что ученые будут публиковаться в журналах низкого качества, увеличится количество мусорных статей, за которые государство будет платить.

— Получается, такие публикации будут еще и поощряться со стороны государства?

— Эта проблема и раньше была, просто сейчас она обострится, мне кажется. Понимаете, будущее российской науки в текущих реалиях вообще довольно туманно. Я думаю, очень многие специалисты уже уехали из страны; как раз те, которые имеют возможность проводить качественные исследования и нужные навыки. Их с руками отрывают за границей. Тем, кто остался, тоже тяжело. Их жизнь в России затрудняется, потому что они привыкли думать самостоятельно и высказываться о том, что они думают. Помимо этого, как я уже говорил, наука интернациональна, и с затруднением возможности свободно взаимодействовать с иностранными коллегами будет сложнее заниматься наукой, сложнее заниматься подготовкой новых кадров, ведь международное сотрудничество имело место и в образовании. В общем, у меня довольно пессимистичный взгляд на то, что будет происходить с наукой в России.

— Как говорится в самом заявлении издательств, ученые из России все-таки смогут у них публиковаться. Они предполагают, что исследователи будут писать для журнала, который сами не читают? Это вообще возможно?

— Это, наверное, больше выражение позиции. Люди просто будут пользоваться обходными сайтами. Опять же, очень много есть бесплатных журналов, которыми и так можно пользоваться из любой точки мира, никто этому не помешает. Можно получить научную статью напрямую от автора, это тоже никуда не девается. Авторы, как правило, с большой охотой делятся своими успехами. Можно попросить их прислать материал по электронной почте.

Речь о том, что исследовательские институты, которые имели раньше бесплатный доступ к платным журналам, его потеряют. Многие мои коллеги раньше этим пользовались. Публиковать вряд ли перестанут. Все-таки люди понимают, что дело не в отдельных гражданах и в отдельных ученых.

— Вы много говорите о пиратстве. Предположу, что оформлять подписки как физические лица через какие-то обходные пути никто не будет? Это же очень дорогое удовольствие. Подписка на один The Lancet, я посмотрела, стоит около 25 тысяч рублей.

— Во-первых, это очень дорогое удовольствие. Во-вторых, есть некая особенность пиратства в науке по сравнению с пиратством в других сферах. Почему могут отказываться от пиратства, скажем, в видеоиграх? Люди хотят поддерживать разработчика. Им нравится, что кто-то делает хорошие игры или снимает хорошие фильмы. Люди могут испытывать угрызения совести, если они не платят тем, кому деньги нужны на разработку, которая становятся все дороже и дороже. В науке так получилось, что ученые не получают ничего от того, что кто-то их читает. Они получают деньги от государства или отдельных частных компаний, частных организаций, которые финансируют прикладную науку. Ученые чаще всего не получают роялти от своих научных трудов. Более того, есть практика, когда ученые сами платят за публикации. Это не потому, что какие-то журналы обманом выдают себя за научные и пытаются взять деньги, хотя такие истории тоже есть. Практика платных публикаций существует, чтобы сделать материал в открытом доступе бесплатным для читателей. Тогда ученые, как правило, не из своего кармана, а за счет государства могут за публикацию заплатить и сделать её бесплатной.

Так или иначе, они ничего не получают в виде роялти от своих трудов, поэтому научное пиратство не ворует из кармана тех людей, которые непосредственно занимаются научным трудом. Рецензенты, кстати, которые занимаются проверкой качества полученных публикаций, тоже делают большой труд и ничего за это не получают или получают какую-то фиксированную ерунду. Поэтому у людей нет ощущения, что они обворовывают производителей качественного интеллектуального продукта. Теряют на этом издательства, а их судьба большинство людей не так сильно заботит.

— Но ведь сами журналы и издательства тоже делают большую работу. Они собирают материал, проверяют его. Можно пойти за лучшими публикациями в какой-то конкретный журнал.

— Действительно, это очень сложная тема. Никто не сомневается в том, что есть хорошие научные журналы. То, что они хорошие — это отчасти благодаря определенной редакционной политике и работе редакторов, которая, конечно же, тоже должна оплачиваться. Но все равно ситуация другая, чем, например, на книжном рынке. Я сейчас не говорю, что научные издательства не нужны. Я далек от такой мысли, говорю просто к тому, что обстоятельства разные и отношение к ним отличается.

— Я так понимаю, что Российский фонд фундаментальных исследований должен был оплатить все нужные подписки в декабре. Если бы все было бы сделано как надо, у исследовательских организаций был бы доступ к научным журналам хотя бы на этот год. Получается, это еще и история такая про российскую бюрократию?

— Это я не могу прокомментировать, не знаю подоплеки.

— Отразится ли закрытие официального доступа к журналам на возможности цитирования иностранных исследований в своих работах? Почему, мол, вы цитируете публикацию, которую не могли прочитать?

— Это очень маловероятно. Понимаете, научное сообщество больше внутри себя существует, нежели в рамках какого-то единого законодательного поля конкретной страны. Ученые уже давно привыкли взаимодействовать друг с другом, не зная территориальных границ. Поэтому, если у кого-то и появится идея что-то запретить, это скорее будет единичная инициатива, чем глобальный тренд.

— Сейчас звучат, в том числе от вице-президента РАН, слова об адекватном ответе на запрет доступа к журналам. Как тут можно ответить, интересно? Легализовать доступ к пиратским сайтам? Закрыть доступ к российским журналам?

— Закрыть доступ к российским журналам было бы очень странной мерой с учетом того, что за рубежом никто их особо и не читает. Именно в этом-то и была вся престижность публикаций на английском языке: чтобы ваша работа стала достоянием мировой науки, а не чем-то местечковым. Сайты, где выкладывают статьи из журналов, да, можно было бы в России легализовать. И не только легализовать, но и поддержать на уровне государства, масштабировать, сделать удобнее, быстрее. Это не то, чем будет заниматься, конечно, Российская академия наук. Не знаю, что имеет смысл делать на уровне РАН, потому что большинство таких санкций по отношению к российской науке носят символический характер. Они показывают консолидацию мира, в том числе самых разных научных организаций, вокруг сложившейся ситуации.

Александр Панчин — российский биолог, популяризатор науки, научный журналист, писатель и блогер. Кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института проблем передачи информации имени А. А. Харкевича РАН. Член Комиссии РАН по борьбе с лженаукой. Лауреат премии «Просветитель» за книгу «Сумма биотехнологии».