Версия для печати
Вернуться к списку

МЕЖЗВЁЗДНЫЙ ПРОЕКТ И ЗЕМНЫЕ ОКЛАДЫ

Несколько лет назад американские космические аппараты «Вояджер-1» и «Вояджер-2» пересекли первую из границ, отделяющих гелиосферу от межзвёздной среды, и впервые удалились от Земли на расстояния более чем в 100 раз превосходящие путь от Солнца до нашей планеты. Сейчас наступает период интересных открытий. Учёные из Шеффилдского университета (Великобритания) и Института проблем механики (ИПМех) им. А. Ю. Ишлинского РАН строят, с помощью которой можно объяснять данные, полученные от «Вояджеров». Подробнее о реализации проекта рассказывает его руководитель, профессор Шеффилдского университета Михаил Рудерман.

Михаил, расскажите, как развиваются ваши совместные исследования с учёными Института проблем механики РАН.

– Я работал в лаборатории физической газодинамики Института проблем механики в течение многих лет, вплоть до моего отъезда за границу. Так что сейчас я просто продолжаю сотрудничество с бывшими коллегами. Исследования развиваются вполне успешно. Мы исследуем границу гелиосферы – область, где солнечный ветер встречается с межзвёздной средой. Этот вопрос сейчас чрезвычайно актуален, так как несколько лет назад космические аппараты «Вояджер-1» и «Вояджер-2» пересекли первую из границ, отделяющих гелиосферу от межзвёздной среды. Это первые аппараты, которые удалились на расстояния более чем в 100 раз превосходящие расстояние от Солнца до Земли. Сейчас идёт период первооткрывания, если можно так выразиться. Мы строим математическую модель границы гелиосферы. С её помощью удаётся объяснить данные, полученные на космических аппаратах, а также предсказать данные, которые ещё предстоит получить, спрогнозировать, когда «Вояджеры» выйдут в межзвёздное пространство. За время проекта сделано уже немало. Мы исследовали влияние межзвёздных атомов водорода, а также роль межзвёздного и солнечного магнитных полей на течение солнечного ветра в области дальней гелиосферы. Созданные модели уникальны. Они описывают взаимодействие высокоскоростных потоков частично ионизованной замагниченной плазмы. Безусловно, границы применения такой модели выходят далеко за рамки астрофизики.

На Ваш взгляд, нормально, что среди аппаратов, для которых вы строите свои уникальные модели, нет ни одного российского? Всё-таки Россия когда-то как минимум не отставала от США в исследованиях Космоса…

– Этот вопрос меня действительно беспокоит. Мои коллеги из ИПМех РАН и ИКИ РАН не раз уже предлагали сконструировать и поставить на борт российских спутников два небольших прибора, позволяющих с орбиты Земли исследовать границы гелиосферы. Однако проблема в том, что наша группа состоит из теоретиков, а заинтересованные экспериментаторы находятся только за рубежом.

Как оцениваете организацию работы в российской науке и в, частности, в вашей российской лаборатории?

– На мой взгляд, российская наука зачастую страдает от чрезмерной бюрократизации. Учёных заставляют писать длинные, никому не нужные отчёты, отнимающие массу времени. Правда, нельзя сказать, что это только специфическая российская проблема. От бюрократии страдают и английские учёные, и, насколько я знаю, также наши коллеги из других стран. Что касается организации работы в российской лаборатории, с которой я сотрудничаю, то она выше всяких похвал. Однако я не уверен, что её можно рассматривать как пример для других.

Дело в том, что все сотрудники нашей лаборатории – хорошие друзья, плюс все они – подвижники науки. Думаю, что немногие научные коллективы, как в России, так и во всём мире, могут похвастаться подобными отношениями между сотрудниками и такой преданностью науке.

Также, на мой взгляд, очень важна область науки, в которой работаешь.

В теоретических исследованиях гелиосферы всё совсем неплохо. Российским учёным удаётся поддерживать мировой уровень, а иногда и превосходить его. Правда, в основном за счёт энтузиазма.

Главная проблема – старение кадров, она уже начинает касаться и моей российской группы. Так, например, до начала нашего проекта в лаборатории не было сотрудников младше 40 лет. Сейчас нам удалось привлечь аспирантов и студентов МГУ. Пока они работают с энтузиазмом, но останутся ли дальше, – неизвестно. Мы с коллегами считаем, что виной всему очень маленькие базовые зарплаты. Один профессор мехмата МГУ показывал мне свой трудовой договор, в котором его должностной оклад составлял 20 тысяч рублей. Конечно, он получает существенно больше за счёт различных грантов, но по большому счёту это неправильно. Гранты всё-таки должны тратиться главным образом на оборудование, поездки на конференции, а также на оплату работы молодых учёных – студентов, аспирантов и недавно защитившихся кандидатов наук. Без существенного поднятия базовых окладов для учёных уровня старших научных сотрудников и выше, а также доцентов и профессоров ни на какое улучшение ситуации надеяться не стоит. Карьера учёного при настоящем уровне зарплат видится бесперспективной для молодых людей. И если ситуация с базовыми окладами не будет решена, то мы потеряем и тех, кого удалось удержать благодаря программе «Кадры».

Недавно я нашёл в интернете информацию о зарплатах профессоров в разных странах мира. Меня поразило, что Россия оказалась ниже Эфиопии! Россия – одна из немногих стран, где зарплата профессора ниже среднего дохода на душу населения.

С другой стороны, я считаю, что наша система организации науки с академическими институтами, где учёные могут посвящать всё своё время научным исследованиям, лучше англо-саксонской, где практически все научные проекты сосредоточены в университетах. Преподавание очень сильно отвлекает от науки. Так что при определённой реорганизации и хорошем финансировании и у нашей науки есть все шансы вернуться на передовые позиции в мире, которые раньше занимала советская наука.

Каковы слабые и сильные стороны программы «Кадры» в сравнении с аналогичными зарубежными государственными программами и инициативами?

– Я считаю программу «Кадры» особенной. Она связана с уникальной ситуацией, сложившейся в российской науке. В лихие 90-е большое количество российских учёных покинули Россию, но многие из них хотят сотрудничать со своими бывшими коллегами и молодыми исследователями, сравнительно недавно пришедшими в отечественную науку. В принципе, аналогичные программы могли бы быть инициированы и в других странах ближнего зарубежья, но, насколько мне известно, ни в одной из этих стран до сих пор это не было сделано.

Собираетесь ли в будущем участвовать в российских государственных программах развития науки, в частности в ФЦП «Кадры», если она будет продлена?

– Мы продолжим совместную работу вне зависимости от того, будет она поддержана грантами или нет.