Версия для печати
Вернуться к списку

«РЕФОРМАТОРЫ» НАУКИ ИГНОРИРУЮТ ЕЕ ПРИРОДУ

СМИ и на самом деле говорили о практической пользе исследований молодого членкора РАН А. А. Гайфуллина более подробно. На сайте «Российской газеты», например, читаем: «По мнению специалистов, российский математик открыл новое направление в геометрии и топологии. Вообще сфера применения такого подхода очень обширная, и прежде всего самые разные шарниры, без которых не обходится механика множества механизмов. Помимо роботов, это солнечные батареи спутников, которые на старте должны складываться, а после вывода на орбиту распрямляться, занимая большие площади».

Всё было бы замечательно, если бы не то, что произошло в кулуарах и что было живо описано в репортаже Елены Егоровой: «Правда, сами лауреаты остались несколько обескуражены тем, как интерпретировали их научные разработки составители справочных материалов, которыми в том числе пользовался Владимир Путин. В частности, Александр Гайфуллин был очень удивлен, узнав, что теория изгибаемых многогранников может использоваться при конструировании роботов и создании пластин для солнечных батарей космических спутников. „Ерунда какая-то, — бормотал он, изучая справку, — Этих многогранников не существует в природе! Это фундаментальные исследования!“».

Я не сомневаюсь в теоретической важности работы Александра Гайфуллина, речь идет здесь совсем о других материях, на мой взгляд кардинально важных сегодня для всей российской науки.

Если верить репортажу Елены Егоровой (а у меня нет оснований подозревать ее в чем-то нехорошем), мы имеем здесь дело с откровенной фальсификацией результатов исследования Гайфуллина, на которую пошли разработчики справочных материалов, приписав этому исследованию прикладное значение, какого оно, согласно самому Гайфуллину, на сегодняшний день не имеет, будучи сугубо абстрактной математической разработкой, в чем, собственно, нет никакого греха. Как говорил известный советский математик Борис Владимирович Гнеденко автору этих строк в частной беседе, только около 3% разработок математиков находит себе практическое применение.

Установка, положенная в основание российских «реформ» науки

Возникает вопрос: почему разработчики справочных материалов пошли на обман президента РФ? Как мне представляется, всё просто до банальности: они хотели составить для него текст, который бы ему понравился, отвечая принятой сегодня российскими властными кругами установке на поддержание в науке только того, что может оказаться полезным для народного хозяйства. Эта установка прозвучала и во вступительном слове президента РФ на той же церемонии награждения молодых ученых: «Вы знаете, что в конце прошлого года была утверждена Стратегия научно-технологического развития России. В ней определены основные приоритеты в сфере научных исследований. Поставлена задача и для фундаментальной науки. Это поиск ответов на так называемые глобальные вызовы будущего».

По сути дела, сказано было следующее. Фундаментальные исследования призваны искать ответы на глобальные вызовы будущего, а нефундаментальные, стало быть, пусть ищут ответы на неглобальные вызовы, не такие масштабные. Но и те и другие призваны решать возникающие перед человечеством задачи, имея, таким образом, прикладную направленность.

Именно на этой установке и базируется осуществляемая сегодня чиновниками «реформа» российской науки, состоящая в отсечении всего лишнего. А лишним чиновникам представляется в науке всё, от чего не просматривается в обозримом будущем прикладной пользы для народного хозяйства России.

Российские «реформы» науки противоречат ее природе

Столь утилитарное отношение к науке противоречит ее природе и, последовательно проводимое в жизнь, убивает ее. Наука в целом, то есть наука как социальный институт, быть может, и призвана искать решения возникающих перед человечеством практических задач, но совершенно определенно этим заняты не все ученые и не все коллективы ученых.

Разберемся в этом. Научные исследования и в самом деле могут быть разделены, грубо говоря, на фундаментальные и прикладные. Прикладные исследования, понятное дело, нацелены на принесение практической пользы, а вот с фундаментальными всё не так просто.

В словарях пишется, что фундаментальные исследования имеют целью развитие научных теорий и выявление основополагающих принципов и законов природы, а не решение конкретных прикладных проблем. Соответственно, крупнейший философ науки XX века Карл Поппер (и не он один) называл фундаментальные исследования «чистым знанием». Можно также сказать, что фундаментальные исследования нацелены на создание всё более глубокой и точной картины наблюдаемого мира.

Все существующие определения фундаментальных исследований не позволяют, однако, фиксировать их однозначно. В силу принципа фаллибилизма (неустранимой погрешимости научного знания), которым мы обязаны, главным образом, тому же Попперу, ученым не дано знать со стопроцентной надежностью, какие из установленных ими законов природы «на самом деле» имеют фундаментальное значение, а какие завтра будут сочтены не такими уж и фундаментальными, а то и вовсе даже несостоятельными. Такое бывало в истории науки сплошь и рядом.

Как бы то ни было, граница между фундаментальными и прикладными исследованиями размыта. С одной стороны, фундаментальные исследования порой используют достижения технических наук (напомню об ускорителях элементарных частиц). С другой стороны, для решения прикладных задач сегодня зачастую используют новейшие разработки фундаментальной науки. В литературе указывается, например, что больше половины Нобелевских премий по физике присуждено за открытия в разделах физики, носящих прикладной характер либо используемых при решении прикладных задач.

Однако отсутствие четкой границы между двумя явлениями не означает их тождественности. Скажем, граница между живыми и неживыми явлениями размыта, но это не дает нам оснований считать все явления живыми. Точно так же нет оснований считать все фундаментальные исследования прикладными. Требовать от всех ученых, ведущих фундаментальные исследования, будь то физики, историки науки или палеонтологи, чтобы они принимали участие в народном хозяйстве, принося исчисляемую в рублях прикладную пользу, не только смешно и глупо, но и преступно по отношению к науке и стране.

Во многих случаях, если не в их большинстве, прикладная польза от фундаментальных исследований выявляется — если выявляется вообще — только спустя какое-то время. Какую пользу можно было извлечь в XIX веке из теории эволюции или астрономии? А из изучения так называемых «математических монстров» вроде множества Кантора, приведшего в последней трети XX века к грандиозной научной революции на основе разработанной Бенуа Мандельбротом фрактальной геометрии? За которую он, что характерно, так и не получил Нобелевской премии из-за ее (Нобелевской премии) прикладной направленности. От теории относительности Альберта Эйнштейна также поначалу не видели прикладной пользы ни он сам, ни его современники, почему он и получил Нобелевскую премию за другое, гораздо менее масштабное открытие. И т. д.

В современной России, полагаю, у всех ученых, ведших эти «бесполезные» исследования, включая Эйнштейна, были бы большие шансы оказаться на улице.

В большинстве случаев поначалу неизвестно, какое фундаментальное исследование принесет человечеству прикладную пользу, а какое — нет. И не по нашему невежеству, а в принципе. Так устроена наука. Тем более бесполезно пытаться оценивать эту пользу в рублях. Уверенно можно утверждать только то, что человечеству приносит прикладную пользу вся совокупность фундаментальных исследований, создавая базу для прикладных исследований и являясь вместе с ними решающим фактором развития экономики и человечества вообще.

Де-факто российская фундаментальная наука уничтожается

Это наше небольшое исследование является прикладным (что в сегодняшней России, по идее, должно пойти ему в плюс), потому что из него следуют вполне определенные практические выводы.

Первый вывод. Так как в подавляющем большинстве случаев нет никакой возможности предсказать будущее той или иной фундаментальной идеи, финансировать следует по-возможности все фундаментальные исследования, предлагаемые учеными. Собственно, так и поступает Запад с его десятками тысяч грантовых научных фондов, тогда как в России ситуация в этом плане воистину катастрофическая, такие фонды наперечет.

Взятый сегодня в России чиновниками курс на финансирование фундаментальных исследований прикладной направленности де-факто означает уничтожение фундаментальной науки как таковой. Лишенная же ее, Россия лишится и прикладной науки.

Курс на финансирование только фундаментальных исследований, ведущих к высоким технологиям, — это, как мне представляется, курс людей, не понимающих природы науки. Фундаментальные исследования, приносящие в итоге большую прикладную пользу, могут рождаться только в море «бесполезных» исследований, т. е. исследований, пользы от которых в обозримом будущем не просматривается.

Второй вывод. Не отвечающим природе науки следует признать и институт приоритетных направлений, который давно уже действует в РАН и который поддерживает, например, кандидат в президенты РАН Александр Сергеев [4]. Под приоритетными при этом понимаются направления, которые в перспективе максимально полезны для страны. Если ваше исследование не вписывается в разработанный руководством РАН перечень таких направлений, то вам за вашу работу можно не платить или платить по минимуму. Это руководство РАН таким образом реализует курс «партии и правительства» на поддержание только фундаментальных исследований, обещающих принести практическую пользу, о порочности которого говорилось выше. А здесь добавим, что никакое «руководство РАН» не в состоянии предвидеть будущее той или иной фундаментальной идеи, история науки переполнена ошибочными прогнозами такого рода.

Подчинять всю научную жизнь РАН прогнозам и воле нескольких академиков, мягко говоря, недальновидно — это значит чрезмерно зауживать спектр возможных фундаментальных исследований, т. е. уничтожать фундаментальную науку как таковую.

Третий вывод. Курс на поддержание в науке только того, что приносит максимальную пользу, проявляется и в проводимом «реформаторами» резком сокращении числа ученых. Оставляются только «самые продуктивные» из них, причем сравнительная оценка ученых производится исключительно посредством наукометрических показателей.

Проблема не в том, что наукометрические показатели выбираются чиновниками (в силу их наукометрического невежества) самые дурацкие из возможных (это я говорю ответственно, как автор двух наукометрических монографий). И даже не в том, что наукометрические индикаторы нельзя применять для индивидуальной оценки ученых и что они работают только на достаточно больших массивах ученых (скажем, при сравнении науки разных стран). В конце концов, сокращение научного персонала можно было бы проводить и на основании экспертных оценок учеными друг друга.

Всё гораздо сложнее. Порочна сама по себе идея резкого сокращения числа ученых с оставлением самых продуктивных из них. 10% ученых, дающих 90% всех публикаций и/или генерирующих гениальные идеи, могут работать, только будучи погруженными в море «средних» ученых.

У сообщества ученых очень сложная ролевая структура. Одни ученые генерируют идеи, но плохо пишут научные тексты; другие, наоборот, хуже генерируют идеи, но лучше пишут; третьи — записные критики (продуктивные ученые без критики порой оказываются дезориентированы); четвертые великолепно налаживают научные коммуникации (без которых наука не может жить). И т. д. и т. п. Игнорируя всё это, невежественные «реформаторы» ломают российской науке хребет.

Благими намерениями вымощена дорога в ад

Зная, что в постиндустриальных странах наука стала решающим фактором роста экономики, обеспечивая развитие высоких технологий, руководство нашей страны решило пойти по этому же пути. Однако «реформы» отечественной науки идут по пути имитации постиндустриальной науки, что и иллюстрируется случаем с Александром Гайфуллиным. Фактическое уничтожение в ходе этих «реформ» фундаментальной науки делает невозможным развитие на ее основе высоких технологий и вообще лишает Россию будущего.

Впрочем, я отнюдь не уверен, что у чиновников, осуществляющих эту чудовищную «реформу» российской науки, намерения действительно благие.