http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=043689d6-f07f-4498-a280-0a2dcbabfb00&print=1© 2024 Российская академия наук
В этом году — юбилей возрождения российской социологии: пятьдесят лет назад была создана первая отечественная социологическая ассоциация. Знаменитый пароход в 20-е годы увез из страны не только блестящих философов, но и основателей русской школы социологии. Свято место не осталось пустым: Николай Бухарин написал учебник по марксистской социологии, изданный миллионными тиражами. Только к науке это не имело никакого отношения. В 50—60-е годы хрущевской «оттепели» гонимая социология стала потихоньку выходить из подполья. О сегодняшних достижениях «отрасли» — интервью директора Института социологии РАН Михаила Горшкова.
— «Социологам необходимо оптимально выстроить отношения с властью, но при этом вести честный диалог с обществом», — утверждаете вы. Переводя на русский язык: «На елку влезть и не уколоться»...
— Когда власть договаривается с социологией, а социология с властью о принципах честного партнерства, обе стороны выигрывают. Ученым важно получать заказы «сверху». А власти необходимо отслеживать процессы, происходящие внутри общества. В этом случае можно обходиться без посредников. То есть социологам не нужно апеллировать к обществу, пытаясь надавить на власть. Но если заинтересованного партнерства с властью не получается, у социологов есть единственный выход: обращаться к власти через общественные институты. Развивать, как я это называю, «публичную социологию». По-моему, не следует стесняться этого выражения. Есть же у нас публичная политика.
...Я не понимаю тех коллег, которые используют социологию как средство манипуляции для предъявления надутых рейтингов. Но какие-то вещи нужно просто пережить. Хотя самый острый период социологической халтуры прошел. Потому что это сегодня связано с репутацией ученых, они тысячу раз подумают, стоит ли брать деньги и бросать тень на имя. Мне кажется, социология может предлагать власти для выработки единственно правильного решения многовариантный путь. Чтобы можно было взвесить, какое управленческое решение может принести больший эффект. Но такой подход мы наблюдаем крайне редко, к сожалению.
— Российская социология долгое время была гонимой и опальной «буржуазной наукой». Годы запретов, наверное, наложили отпечаток на сознание наших ученых. Какие родовые пятна пока не изжиты? Что сегодня отличает российскую социологию от западной?
— Многие области, хорошо развитые на Западе, у нас находятся в зачаточном состоянии: вопросы гендерной социологии, проблемы молодежи, образования, социальной структуры, стратификации общества. Эти проблемы рассматриваются группами социологов, в основном в крупных городах. В загоне за последние пятнадцать лет оказалась социология села. Не могу назвать ни одного крупного исследования в этой области за последнее время.
Первые российские социологи пришли из других областей знаний. В Западной Европе и США все шло академическим путем: университеты, факультеты, кафедры социологии. У нас после удушения социологии в 20-х к ней начали возвращаться в конце 50-х физики, математики, философы. За ними шли другие несоциологи, которые читали их труды. Фактически настоящее социологическое образование в России начали получать с конца 80-х — начала 90-х годов. Представьте, какой разрыв: с 20-х до 80-х! Но, судя по тому, как быстро идет в стране накопление и восприятие социологических знаний, эту пропасть мы преодолеем очень быстро. Думаю, лет через 10—12 качество социологического образования у нас в стране будет на мировом уровне.
— Россия — страна с многовековой сложной историей, которая накладывает особый отпечаток на менталитет ее жителей и определяет особый характер наших гуманитарных наук, в том числе социологии. «Нельзя слепо переносить западные методики на нашу почву», — часто говорите вы коллегам. В чем, с вашей точки зрения, должно проявляться своеобразие российской социологии по сравнению с западной?
— Учебники, по которым изучают социологию в Западной Европе и США, отражают другой реальный мир, построенный на других мыслительных конструкциях. Например, зарубежные коллеги делают вывод, что наша страна пока еще не доросла до такого явления, как средний класс. Я же пытаюсь доказать, что современный российский средний класс нужно сравнивать не с нынешним западным средним классом, а с тем, что был у них 50—60 лет назад. Когда мы подняли материалы о состоянии американского общества конца 30-х годов, то заметили, что по многим стандартам потребления наш нынешний средний класс ничем не отличается от американского «мидл» того времени. Или другой пример: общество Германии 70-х годов. Мы сегодня тоже очень близки друг другу. Правда, скорость социального развития российского общества — иная. Немецкие коллеги в своих исследованиях любят ставить такие вопросы: «Если посмотреть на историю Германии, в каком историческом периоде вам хотелось бы жить?». Только в середине 70-х годов, через тридцать лет после окончания Второй мировой войны, доля немецких граждан, которые хотели бы жить в современной Германии, стала доминировать над другими. А у нас вплоть до конца 90-х преобладала группа граждан, которые хотели бы жить в брежневские времена (48%), в современной России — 20%. Что изменилось к 2007 году? Доля тех, кто хотел бы жить в современной России, выросла до 52—54%, в брежневский застой хотят вернуться 20%. То есть процессы изменения менталитета общества, которые в Германии шли тридцать лет, у нас заняли десять. Если такими темпами наши люди будут усваивать новую социальную реальность, то мы быстро преодолеем разрыв.