http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=0335fd88-a34a-415b-8651-26f9c34cd281&print=1© 2024 Российская академия наук
"МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ» ОБСУДИЛИ ПРОЕКТ РЕФОРМЫ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК С НОБЕЛЕВСКИМ ЛАУРЕАТОМ КОНСТАНТИНОМ НОВОСЕЛОВЫМ
— До вас доносятся отголоски обсуждения реформы Российской академии наук?
— Я бы не хотел обсуждать текущие проблемы. Мне кажется, слишком много всего сказано, и сказано в основном эмоционально, а не рационально. Я бы не хотел подливать масла в огонь.— А я и не прошу добавки. Мне интересно, обсуждается ли проект реформы РАН в научной среде Великобритании.
— Если и обсуждается, то я стараюсь не вовлекаться в процесс обсуждения.
— Почему?
— Я должен наукой заниматься, а не обсуждать проблемы ее администрирования.
— Вы считаете, что эта реформа — чисто административная, на науке она не скажется?
— Все реформы административные. Там же в проекте реформы ни одного уравнения и ни одного графика вроде бы нет?
— Иногда кажется, что это чисто административные заботы, а потом вдруг выясняется, что не хватает денег на исследования.
— Это вам так кажется. Люди вообще относятся к административной деятельности чересчур серьезно. Это часто губит науку. Чем меньше про это знаешь, тем больше успеешь сделать.
— Это у вас тепличное воспитание, видно, вам в жизни везло — администрированием занимались эффективные люди.
— Очень легко встать на этот путь активного администрирования, добывания грантов. А свернуть потом с этого пути, вернуться в науку очень сложно.
— Обидные слова для тех, кто бьется за гранты для своих сотрудников, пытается создать им условия.
— Я имею в виду только тех людей, для которых добывание грантов становится основным видом научной деятельности.
— Вы относитесь к грантам с некоторой иронией?
— Да нет, без них часто жить невозможно. Но когда охота за грантом становится во главу угла — называть наукой это уже нельзя. Если честно, ситуация, когда основные усилия уходят сначала на получение денег, а затем на написание отчетов — одна из самых больших проблем российской науки Это тоже не дело.
— Но отчитаться же за грант нужно.
— Если вы нормально работаете, то отчитаетесь всегда. Для этого ничего не нужно знать про административную политику, надо просто заниматься наукой, делать дело.
— У вас есть возможность сравнивать два способа организации науки — университетский и академической. Какой путь вам кажется более правильным и эффективным?
— Я очень мало работал в академической науке и мало что могу про нее рассказать. Наука вообще очень странный зверек. Она рождается в сообществе, но развивается отдельными личностями. Поэтому необходимы обе составляющие: и сообщество ученых — динамичное, подвижное, молодое, с идеями — и личности, которые могут самостоятельно двигать конкретные исследования на протяжении долгого времени.
С личностями проблема: с одной стороны, нужно их откуда-то брать, с другой — нужно их куда-то сплавлять, когда они перестают выдавать идеи. В этом смысле университеты предпочтительнее, они представляют собой более динамичные структуры. Мы пережевываем и перемалываем огромное число студентов.Университетская система более динамична, не могу сказать, что она более результативна. Это всегда сильно зависит от того, что вы хотите получить. Если вам нужны новые красивые идеи и динамичное сообщество, заметные публикации и свежие разработки — наверное, для этого более приспособленной является университетская система. Если же вам нужно глубоко разрабатывать какую-то конкретную тему — например, вы хотите в космос полететь, для этого вам уже нужен отраслевой институт. Разные задачи решаются разными способами.
— Занимаетесь ли вы сейчас преподавательской работой?
— Немного.
— Студенты вас любят?
— Не знаю. Да у них и выбора нет — я прихожу и читаю им лекцию.
— Курс большой?
— Нет, у меня очень льготная позиция. Поскольку я стипендиат Королевского общества, преподаванием могу заниматься по желанию.
— А по административной линии вас не пытаются грузить?
— Даже не понимаю, о чем вы.
— Я пытаюсь примерить вас к нашим условиям: нобелевский лауреат, авторитетная фигура, можно как-то использовать, что-то нужное «пробить»…
— Здесь, конечно, таких идиотов нет, чтобы меня еще и в начальники продвигать. Но даже если бы они и хотели, я бы не согласился.
— А почему бы они считались идиотами?
— Я считаю себя достаточно активным физиком, а зачем отрывать от работы продуктивного исследователя?
— У вас не возникал соблазн поработать на два научных учреждения, на две страны?
— Я в принципе не понимаю, как это можно делать. Я знаю, что у меня в каждый момент времени делает каждый студент. Если у нас будут перерывы на неделю, месяц или семестр, как будет продолжаться учеба и работа? Это исключено. А соблазнов просто читать учебные курсы у меня никогда не возникало — ни на один университет, ни на два.
— В России сейчас предпринимаются серьезные усилия, чтобы вернуть уехавших специалистов. Если не насовсем, то хотя бы уговорить их поработать на два фронта.
— У человека должна быть одна лаборатория, в которой он должен жить.
— Именно жить? Правильное слово?
— В принципе да.
— У вас так и получается? Это страсть?
— Спросите у моей жены.
— Традиционный вопрос: над чем вы сейчас работаете?
— Я, конечно, могу рассказать, если вы…
— Если соображу? Попробуйте упрощенно.
— Как вы знаете, некоторое время назад мы работали над графеном. Это материал толщиной в один атом, хороший проводник, у него множество интересных физических свойств, которые уже используются в разных приложениях. Но на следующем этапе работы мы обнаружили, что углерод не одинок, что существует довольно большой класс таких материалов — мы их называем двумерными кристаллами. И все вместе они покрывают большое пространство свойств: и самые проводящие — и самые изолирующие, и весьма прочные — и самые мягкие, и самые прозрачные — и полностью непрозрачные. Это само по себе интересно — изучать такие материалы, их свойства сильно отличаются от свойств графена.А следующим шагом стал такой: мы как бы начали снова составлять из таких материалов трехмерные кристаллы. Есть пленка в один атом толщиной, вы можете положить на нее второй слой атомов из совершенно другого материала, а на второй слой — третий и так далее. При этом вы абсолютно точно знаете физические свойства каждого из этих слоев, к каждому из них можете подвести отдельные контакты, пропустить через них ток. То есть появилась возможность создавать физические объекты толщиной буквально в несколько атомарных слоев, с заранее заданными свойствами, которые были до этого невозможны.
— Вы отрабатываете технологии создания таких объектов?
—Да, над технологиями приходится работать очень много. Но возникает и множество физических задач, которые могут стимулировать фундаментальные теоретические исследования.
— Вы сказали, что графен уже внедрен в обиход.
— Да, он используется активно. Жаль, вот Джокович проиграл Уимблдон — он играет ракеткой с графеном. Компания-производитель утверждает, что графен там не просто так, он действительно игроку помогает. Раньше в ракетках применялись углеродные нанотрубки, но графен не повышает вязкость композитного материала, поэтому его можно гораздо больше растворить в матрице, тем самым очень сильно уменьшив удельный вес материала, из которого сделана ракетка. Она становится более легкой и упругой, но главным достижением считается то, что центр тяжести ракетки смещается в сторону «головы». То есть даже такая облегченная ракетка наносит «тяжелый» удар.
— Казалось, что применение графена начнется с высокотехнологичных, наукоемких отраслей.
— Есть компания, которая производит графеновые тач-скрины для мобильных телефонов. Уже несколько месяцев выпускается по миллиону экранов в месяц, в Китае такие телефоны продаются на каждом шагу.
— Продолжается ли ваше сотрудничество с соавтором по нобелевскому открытию Андреем Геймом?
— Да, у нас есть совместные проекты, мы оба сотрудники Манчестерского университета.
— Получаете ли какие-нибудь предложения из России?
— Нет.
СЭР КОНСТАНТИН
38-летний уроженец Нижнего Тагила Константин Новоселов — лауреат Нобелевской премии по физике 2010 года (совместно с Андреем Геймом). Самый молодой из ныне живущих нобелевских лауреатов во всех областях. 31 декабря 2011 года было объявлено о присвоении ему звания рыцаря-бакалавра указом королевы Елизаветы II за заслуги перед наукой.
В 1997 году окончил с отличием факультет физической и квантовой электроники МФТИ по специализации «наноэлектроника». Работал в Институте проблем технологии микроэлектроники РАН. В 1999 году переехал в Нидерланды, где стал работать с Андреем Геймом в Университете Неймегена. В 2001 году перебрался в Манчестерский университет. Является профессором и членом Королевского научного общества Манчестерского университета.