http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=011f11a2-0b5d-4b3b-8fd0-4160d9753643&print=1© 2024 Российская академия наук
ФИЦ ПХФ и МХ, Центр компетенций НТИ "Новые и мобильные источники энергии"
Вчера редактор нашего портала Алексей Паевский получил почетную премию «Золотое перо России» — своего рода Оскар для российских журналистов. Точнее, не получил, а стал лауреатом этого почетного звания: сам он сейчас находится в командировке в Иркутской области. В интервью мы поговорили с ним не только и не столько о его впечатлениях от награды, но и о том, как ему удается успешно реализовывать множество научно-популярных проектов, активно участвовать в работе «Десятилетия науки и технологий» и не выгорать, а также о том, какой должны быть популяризация отечественных исследований.
Прежде всего хочется поздравить тебя с получением абсолютно заслуженной журналистской премии «Золотое перо России». Насколько это была ожидаемая награда?
Не буду отвечать на этот вопрос, потому что как бы ни ответил, будет нескромно или не совсем правда. Скажу, что я очень признателен коллегам, которые выдвинули меня на нее.
Ты также лауреат премии «За верность науке». Что для тебя ценнее: признание своих заслуг как журналиста или как популяризатора науки? Кем ты считаешь себя в первую очередь?
Давай все-таки будем точны — среди премий “За верность науке” личную награду (пусть и третьей степени) я получал именно как журналист, в номинации “Лучший научный журналист России”. Но мне приятно, что проекты, к которым я имею непосредственное отношение как создатель или руководитель, тоже в разное время получали награду — будь то Indicator.Ru, Mendeleev.Info, Центр компетенций НТИ “Новые и мобильные источники энергии” при ФИЦ ПХФ и МХ РАН или Neuronovosti.Ru.
У меня нет “первой очереди” — я выступаю в трех ипостасях — научный журналист, научный коммуникатор и популяризатор науки. Все важно в одинаковой степени — от лекций школьникам в какой-нибудь школе для трудных детей (а бывают и такие) до сбора аналитики по накопителям энергии для руководства компании "ИнЭнерджи", где я работаю советником по коммуникации. А ипостаси эти плавно перетекают одна в другую.
Давай поговорим о твоих проектах. Сейчас идет второй год объявленного в России Десятилетия науки и технологий, и ты в его рамках ведешь несколько инициатив. Что, на твой взгляд, происходит с популяризацией во всей этой истории?
У ДНТ есть три задачи, и по-хорошему, две из них и есть популяризация науки: привлечение молодежи и информирование о достижениях наших исследователей. Соответственно, в этом направлении работают почти все 18 инициатив, за исключением, наверное, открытия новых лабораторий и площадки для взаимодействия бизнеса и науки.
Популяризация науки в этом контексте может быть очень разной. Например, в рамках одной из моих инициатив, «Юбилейных мероприятиях», проводятся достаточно скучные местечковые конференции в честь 75-летия какого-либо профессора, которые не очень-то привлекут внимание широких масс. И совсем другое — мероприятие с обширной программой, включающей лыжный забег, выпуск книжки и так далее. Но важно и то, и другое.
Каким ты видишь наиболее эффективный путь в ДНТ? Проводить больше крупных фестивалей, маленьких, но интересных конференций, еще что-то?
Приведу пример: даже если вы заплатите большие деньги, чтобы о вас написали статью в Forbes, выхлопа не будет — о вас прочтут и забудут. Так и тут, важна системная работа, и ни одним видом мероприятий мы эффекта не добьемся. Чтобы решить задачи, стоящие перед Десятилетием науки и технологий, нам нужно делать все сразу и работать на разную аудиторию, от детского сада до академиков — им тоже стоит рассказывать, зачем нужна наука, со временем они это забывают. Да, у нас есть хорошие франшизы, например, Фестиваль НАУКА 0+, сеть Информационных центров атомной энергии (ИЦАЭ), другие региональные события, есть успешные научно-популярные СМИ, блогеры и видеоканалы. Только когда все они развиваются, будет эффект.
Хорошо, а как это все организовать, кто должен управлять такой популяризаторской деятельностью?
Управлять ей невозможно, к тому же насаждение популяризации науки сверху всегда превращается в работу для галочки, что крайне вредно. Я и сам регулярно это вижу, по счастью, все меньше и меньше. Например, сказали организации: «Провести мероприятие!». Тогда приглашают лекторов — меня, например. И ты приезжаешь, попадаешь в класс школьников, которых сняли с уроков. Они этому рады, а что ты им там рассказываешь — вообще все равно, сидят в телефонах. Вот это нехорошо.
Безусловно, должна быть поддержка сверху, но не управление. Тут скорее стоит подсвечивать то, что нужно стране. Например, хотим развивать микроэлектронику — рассказываем про нее, чтобы люди заинтересовались и пришли ей заниматься. Развиваем водородные технологии — пишем про них. Я работаю в Центре компетенций НТИ «Новые и мобильные источники энергии» при ФИЦ ПХФ и МХ РАН, нам нужны электрохимики, а потому в наших группах мы активно про это направление рассказываем. И стратегия тут, в первую очередь — популяризация не нас самих, а отрасли в целом (за что мы, собственно говоря, и получили в 2021 свою премию “За верность науке”).
Еще нужно поддерживать инициативы снизу. Они максимально эффективны — люди знают, чего хотят, с кем работают. Дальше просто находить «белые пятна» и обращать на них свое внимание, чтобы туда тоже эта поросль доходила. И здесь я очень горжусь тем, что моя инициатива, изложенная на самом верху, на встрече с Президентом в 2020 году (за которую я был неоднократно поругиваем многими коллегами, хехе), в 2023 году принесла конкретный результат в виде грантов на популяризацию науки.
Должна ли быть экспертиза популяризаторских проектов по аналогии с научными?
На той самой встрече Президента с научной общественностью в Череповце я и высказал предложение о грантовой поддержке научпопа, в результате появился соответствующий конкурс от Минобрнауки. У таких проектов, конечно, должна быть экспертиза, чтобы не поддерживать лженауку и тех, кто хочет просто освоить деньги. Все остальное, как мне кажется, — некая самоочищающаяся система, в профессиональной среде всегда указывают на ошибки. Когда проект только запускается, важно его поддерживать и сильно не кусать, чтобы люди набрались сил, смогли поверить в себя и ответить. Внутри научпоп-среды часто бывает такое, что с придирок по содержанию переходят на личности и ищут, как бы ударить побольнее. Получается уже борьба ради борьбы и взаимного уничтожения.
Если среда самоочищающаяся, отчего же продолжают существовать явно неконструктивные хейтерские кружки?
Почему люди читают желтую прессу? Интересно. Но мы же понимаем, что эффект нулевой, потому что это узкая, замкнутая тусовочка, объединенная ненавистью к другим. На это забавно смотреть, как на пауков в банке, но иногда я даже удивляюсь, как у людей на это находится время. По счастью, достаточно давно я понял, что человеческая жизнь коротка, и как-то не хочется потратить ее впустую. Тем более — на такую хрень.
Не из этого ли желания — максимально полно прожить то, что тебе отмерено, — вырастает такое большое количество разных проектов?
Я набираю их просто потому, что мне интересно, а если мне это интересно, почему это должен делать кто-то другой? Так появляется еще один проект, и в тот момент я надеюсь, что мне удастся когда-нибудь найти единомышленников, чтобы делать его уже не в одиночку. И ведь нахожу — например, блог истории медицины или "Нейроновости" мы сделали с Аней Хоружей, моей ученицей. А работа в Центре компетенций и в самом ФИЦ, равно, как и наш проект "Живые разговоры о главном" — это Снежана Шабанова. Это абсолютно равноправные участники проектов, и не нужно сравнивать вклады.
Есть ли у тебя проекты-любимчики, которые ты никому не отдашь?
О, похожий идиотский (прости-прости) вопрос я задал в Стокгольме нобелевскому лауреату Джеймсу Пиблсу, космологу, который сделал столько открытий, что надо было бы давать несколько “нобелевок” — дескать, какое из ваших достижений самое важное. Он спросил — а кого из ваших детей вы больше любите? Точно такая же история с проектами. Они вс любимыее, зачем заводить нелюбимых детей? Конечно, я их никому и не отдам, но соратникам — для которых это тоже будет дело жизни — буду рад.
Прежде чем взяться за новый проект, нужно ли тебе довести предыдущие до какой-то определенной точки?
Нет, я берусь за все. У меня был потрясающий учитель, который сам не знал об этом, — девушка из одесско-гомельской компании Ирина Трохова. Понятия не имею, что сейчас с ней и где она. Мы тогда, в 1993-1994 годах, все друг другу отправляли настоящие бумажные письма, и я был поражен, что она писала кусочками — написан абзац, подчеркнут, а следующий совсем другой. Получалось этакое письмо из лоскуточков, как у Розанова в «Опавших листьях»: короб первый, короб второй… Этот ворох опавших листьев по итогу складывался в цельную картину. С этого момента я начал учиться делать несколько дел одновременно такими же кусочками. Сейчас я пишу тексты, даже лонгриды, обычно с середины. Я смотрю: этот кусочек о жизни человека точно будет, потом добавляю сверху, снизу — и получается полноценный текст. Так же и с проектами.
У тебя есть какой-то график, мол, обязательно час в день уделить каждому проекту?
У меня есть работа… работы со служебными обязанностями — материалы, интервью, выезды на съемки, перелеты, поезда и прочее, — которые заполняют мой день. Дальше я занимаюсь личными проектами, в которых есть обязательные задачи, а все остальное зависит от того, что у нас есть — если какая-то классная история по химии, надо поставить ее на «Менделеева»; если что-то вышло по истории науки, надо закинуть на «Историю науки». Я отслеживаю важные даты, пришлось даже завести для этого тетрадку с планом публикаций. Правда, не всегда хватает времени в нее писать, но головы вроде хватает держать информацию на неделю вперед…
Как у тебя на фоне такой нагрузки с выгоранием? Откуда силы и время?
Выгорания у меня нет, хотя иногда бывает грустно и кажется, что никому это все не нужно, хотя это не так, конечно. Я люблю свою работу, и она же меня подзаряжает. А время — опять же помогает «квантование». Ну и плюс есть любимые люди, которых я люблю — и которые, надеюсь, любят меня. И любопытство. Я вообще считаю, что с формулой “любовь и любопытство” выгореть невозможно. Когда есть то, что ты еще не знаешь, и когда есть, ради кого что-то делать — как тут выгорать?
Получается, что твоя работа — это твое хобби. Тебе есть на что отвлекаться?
На другие хобби. Не важно, платятся за это деньги или нет — я одинаково серьезно отношусь и к тому, и к другому. Но есть два занятия, которым я отдаюсь самозабвенно, когда мне нужно переключиться. Первое — это гитара. Я могу даже ночью сесть, беру ее с собой в поездки, очень помогает разгрузиться. Хотя ей сейчас приходится заниматься сильнее — у нас же с Аней и с Алексеем Водовозовым есть трио медицинской песни "ТриА". И аккомпанемент - на мне, а если выступаешь на публике — тут уже надо соответствовать. Второе — моделирование, обожаю склеивать модели самолетов, но, увы, места на него мне пока не хватает. Вот куплю себе дом - тогда да. Ну и книжки — не для работы, для себя. Их я еще и собираю. Классно же в полночь достать с полки какой-нибудь научпоп XIX века — и просто полистать.
Каким ты видишь дальнейшее развитие проектов?
В каждом из своих проектов я вижу перспективу превращения в крупный мультимедийный ресурс с большим количеством людей, которые в нем работают с удовольствием, и всеобъемлющей тематикой — то есть портал, который и рассказывает о новостях, и дает справочную информацию, и публикует видео, как это происходит в “Нейроновостях”. Та же история с «Российскими древностями» — надеюсь, однажды этот проект превратится в Википедию древностей, станет путеводителем по России нового типа, в итоге охватит весь мир. Мечтать так мечтать!
Я надеюсь, что «Живая история науки» вскоре превратится в стройную систему, которой нет нигде в мире. С «Менделеевым» примерно то же самое: у нас есть табличка элементов с рассказом о каждом из них, и я надеюсь, что вскоре этот кусочек сайта станет трехтомником, популярной библиотекой химических элементолв. Когда-то был такой двухтомник, множество ребят в химию привел но устарел, и теперь нужно делать новый. Мне нравятся какие-то справочные вещи, я очень люблю энциклопедии и поэтому, кстати, сейчас пишу статьи для Большой российской энциклопедии (простите меня, редакция, что делаю это медленнее, чем обещал).
Когда проект еще небольшой и только набирается сил, как понять, что его пора активно развивать?
Ты имеешь в виду пиарить? Проект и так потихонечку набирает популярность. Я никогда не буду сам «насасывать» аудиторию, потому что смысла в этом нет — мне не нужно выполнять план или отчитываться перед спонсорами. Важнее, чтобы пришел «свой» человек. К тому же, когда ты преодолеваешь какую-то планку, аудитория растет сама собой. При условии регулярного пополнения контента. Как это происходит, я не знаю.
Есть предположения, почему так? Где эта критическая точка?
Не думал об этом. Я никогда не умел себя продавать, никогда не занимался промоушеном, но при этом не скажу, что не занимаюсь пропагандой того, что делаю — я всегда всем рассказываю, показываю. Но не более того.
Мы уже избаловались, раз считаем, что аудитория в 100 000 человек (так-то средней величины город) недостаточна. Если говорить о том, что лучше — один подписчик или 100, то вопрос: а кто этот один подписчик? Условно тираж первой московской печатной газеты «Ведомости» был очень небольшой. До этого, в XVII, была вообще рукописная газета в единичных экземплярах — «Вести-Куранты» — для царя и боярской думы. Это покруче «СПИД-Инфо» 90-х.
Когда занимаешься популяризацией науки, как соблюсти баланс между пиаром собственно науки и себя любимого?
На самом деле все просто. Мы говорили на эту тему с моим другом (надеюсь, я имею честь именно так называть этого потрясающего человека), Татьяной Царевской, хранителем Софийского собора, ведущим специалистом на тему древнерусской живописи. Икона — не просто портрет, а своеобразный «лифт», через который ты «возносишься» к оригиналу. То есть стоя перед иконой Божией матери, ты находишься не перед какой-то картинкой, а перед самой Богоматерью. С религиозными людьми проще — они понимают, что любой человек — это инструмент чего-то большего, и твоя задача — быть максимально хорошим инструментом.
Мы знаем живописца Эль Греко, знаем, что это псевдоним Доменикоса Теотокопулоса. На своих картинах он подписывался «работа Эль Греко», а на ранних иконах — «рука Доменикоса Теотокопулоса», всего лишь рука! Вот, на мой взгляд, разница между популяризацией науки и личным брендом. Ты должен делать, что должен. Если главный движущий момент — это твой личный интерес, тебе это любопытно, и через тебя оно проходит в мир других людей, ты правильно делаешь. Если же ты несешь в этот мир себя — ты Филипп Киркоров.
Значит ли это, что главное для популяризатора науки — любопытство?
Конечно! Я уверен, что любопытство — главный и единственный фактор профпригодности как в науке, так и в ее популяризации. Мы все занимаемся удовлетворением собственного любопытства. Другое дело, что в науке приходится приобретать узкую специализацию, потому что объем знаний стал слишком большим. В популяризации по-другому, ты этакий профессиональный дилетант. В хорошем смысле слова. Я считаю, что хороший популяризатор науки должен знать науку в целом гораздо лучше, чем любой ученый — конечно, в узких областях ты не превзойдешь специалиста, но кругозор у тебя будет намного шире, и это нормально. В этом смысле дополнительная функция популяризаторов в том, что они связывают ученых друг с другом, давая новые идеи.
Достаточно часто я вижу ситуации, когда журналисты в СМИ из пресс-релизов вытаскивают хайп и концентрируются на нем, порой даже перевирая содержание исходной статьи. Как с этим бороться? Тем, кто пишет, избежать такого довольно просто — надо постоянно становиться лучше, узнавать больше. Нужно понимать, что релиз — это зародыш статьи. У нас есть такие коллеги, которые считают, что разбираются в теме лучше всех и добавляют много своих мыслей, идей, не обладая достаточным количеством знаний. В этом смысле нужно очень хорошо знать свое место. К тому же и журналисты, и ученые иногда склонны преувеличивать, тут нужна мера.
Как, например, молодому научному журналисту научиться чувствовать эту меру?
Важно, во-первых, всегда понимать, что ты ничего не знаешь. Как только начинаешь считать, что тебе все известно, ты закончился в профессиональном опыте. Во-вторых, надо понимать, что все врут, все ошибаются — в том числе и ты сам. Если есть хоть немного времени — обязательно загляните в статью, а если есть возможность пообщаться с ученым — обязательно ею воспользуйтесь.
Предположим, меру мы более-менее чувствуем, статьи читаем, с учеными разговариваем. Как бороться с синдромом самозванца, когда кажется, что ничего не понимаешь и пишешь полную ерунду?
Я бы посоветовал показывать свои статьи ученым и собирать положительные отзывы.
А ты сам с ним сталкиваешься?
Нет, у меня нет ни синдрома самозванца, ни полной уверенности в своих знаниях. На самом деле, у этих проблем корень один — «я». Я человек не воцерковленный и даже не крещенный, но считаю, что мое любопытство движет «через меня». Я верю во что-то божественное во всех нас. Ну как ни назови это. В любом случае, без такого чувства сложно изучать наши древности, которых у нас минимум на пять конфессий (я только за прошлый год посещал и описывал православные, католические, буддийские, исламские и иудейские древности нашей страны).
Вообще все зависит только от того, хорошо ты делаешь или плохо. Сделал хорошо — молодец, сделал плохо — исправься и стань лучше, какие еще варианты? При этом мало кто понимает, что на все нужно время. Сейчас эпоха быстрой жизни, быстрых успехов, и у людей просто не хватает времени, чтобы наработать мастерство. Например, я никогда не учился в музыкальной школе играть на гитаре, но если ты каждый день в течение 15 минут тренькаешь-бренькаешь, а через несколько лет тебя снимают со стороны — видишь прогресс. Думаешь: «Это я? Я же так же плохо играю». Но со стороны оказывается, что ты выучился.
Да, сам часто не увидишь, насколько ты плох или хорош.
Так тебе нужно не оценивать себя. Не нам себя судить и ставить двойки или пятерки. Опять это "я", которое мешает. Просто все время стараться быть лучше, вне зависимости от того, какой у тебя уровень сейчас.
Нет ли у тебя такого, что ты развиваешься не только потому, что тебе интересно, но и для того, чтобы не чувствовать себя профаном?
Обе эти мотивации всегда присутствуют. Я по-прежнему стараюсь время от времени попадать на научные конференции по темам, в которых я ничего не понимаю. Специально, чтобы почувствовать, что мне еще есть, к чему двигаться. Ну и когда ты можешь поддержать разговор на любую тему с человеком гораздо круче тебя — это тоже важно. Кажется, Пятигорский говорил, что самое страшное — это прекращение разговора.
Есть ли у тебя какие-то конкретные цели, так сказать, KPI?
Тут как в любви, не может быть KPI. Каждый новый текст, фотография или еще что-то — это новая вершина. Когда ты ее достигаешь, испытываешь огромное удовольствие. Например, в фотографии если ты сделал тот самый кадр на всю жизнь, поймал то самое решающее мгновение, то ощущаешь эйфорию. И так каждый раз.
Получается какой-то дофаминовый крючок.
Фу, я бы не сводил все к нейромедиаторам. Мне кажется, это то, с чем мы постоянно боремся — биологизаторство. Моя задача — не стать крутым или получить Нобелевскую или Пулитцеровскую премию, или “Золотое перо”. Тем более, что все мы знаем, что отчасти любая премия — это лотерея. Моя задача — успеть сделать максимально из того, что могу. Мне повезло идти по многим путям сразу, иногда даже сложно назвать свои должностные обязанности. Но одно я знаю точно: каждый конкретный момент своей жизни я стараюсь максимально себя реализовать, чтобы дать как можно больше людям, стране и миру в целом. А уж как это получается — не мне судить.